Геральт, перестань принимать галлюциногены (с)
Vampyr; Джонатан Рид, Джеффри Маккаллум, джен, 1300 словПадение продолжалось и продолжалось, не желая измеряться временными промежутками и не желая заканчиваться. Память и сознание таяли, на их место приходили и нарастали боль, жар и тошнота, нескончаемый гомон, шепот и крики чертей.
Малодушная радость от попадания в Чистилище, а не в Ад, тоже начинала таять. Голос внутри – тот, что более всех прочих напоминал собственный – настойчиво кричал, что должен быть логический конец, приземление, удар, хруст, разлом, становясь все более и более убедительным, но каждое последующие мгновение вместо того, чтобы оказаться, наконец, роковым, лишь перетекало в новую неопределенность.
Так к жару и боли добавилась усталость – падать в Бездну оказалось крайне утомительным занятием.
Новый голос оказался еще более громким – и еще более узнаваемым.
- Успокойся.
Он волнами прошел от макушки до пят, и теперь Джеффри не мог даже инстинктивно пытаться опереться на воздух – летел вниз парализованным, но отнюдь не успокоившимся.
- Спи, - добавил голос так же неестественно громко и повелительно, и вместо удара и страха перед ударом пришло долгожданное забвение.
Глаза Джеффри открыл уже на этом свете и пожалел об этом тотчас же – несовершенное человеческое тело приветствовало несовершенную человеческую жизнь стремящимся наружу содержимым. Он сдержал первые рвотные позывы и глухо закашлялся, дрожа всем телом – грудь немедленно пронзило такой болью, что отчаянно захотелось заорать. Чужая рука настойчиво повернула голову набок со странной смесью осторожности и грубости. Под свисающую с постели часть лица ткнулось холодное, новый приступ рвоты прошелся по горлу наждаком. Сейчас, в сознании, боль стала действительно адской, глотку и грудь раздирало, глаза увлажнились. Джеффри малодушно испугался, что блевать будет так же бесконечно, как и падать, но небеса смилостивились, прекратив его муку значительно быстрее. Железная миска оглушительно звякнула, опустившись на пол, губы промакнули влажной тряпкой, все та же рука вернула голову в изначальное положение. Отчаянно хотелось протереть слипшиеся глаза, но руки почему-то не слушались. Пришлось просто проморгаться.
- Не шевелись, - сказал тот самый голос уже самой естественной, уставшей от длительной смены, пациентов и один черт знает чего еще интонацией. – Побереги швы.
Возмущение встало в горле гигантским комом, и вместо пламенной речи манипуляция с резким поворотом головы, железной миской и нечеловеческой болью повторилась.
- Это от наркоза. Скоро пройдет.
На сей раз Джеффри сам повернул голову, почти меланхолично наблюдая, как часть туловища в белом халате обрастает воротником, шеей и, наконец, омерзительно знакомым лицом. Лицо не выражало ровным счетом ничего, кроме безграничной усталости.
- Не вздумай переворачиваться, - наставительно сообщил Рид. – Шевелиться лишний раз тоже не следует. Постарайся поспать. Слышишь меня?
Джеффри несколько раз мелко кивнул, опасаясь нового раунда.
Вокруг все еще гомонили, шептали и кричали – только не черти, а вполне человеческого вида пациенты. Хотя вид, конечно, о настоящей природе ничего не говорил.
Пару раз заглянула медсестра с хмурым лицом, познакомив его с больничным судном. Маккаллум благодарил Бога за отдельную палату и уже практически жалел о своей чрезвычайной живучести. Перед тем, как провалиться в сон, вдруг ужаснулся ужасному озарению, тщательно прислушался к себе и пересчитал языком зубы. Зубы были широкие, не слишком и ровные и местами покалывали язык шероховатостями и сколами, но, вроде бы, никаких радикальных изменений с ними не произошло. Пить хотелось отчаянно, но уж точно не кровь. Это несколько успокоило и примирило с действительностью.
- Я тебя не съем, - сообщил Рид на третий день и быстро улыбнулся, крайне довольный сомнительным остроумием. Возможность комментировать у Джеффри уже появилась – пропало желание. Больше, чем опасные ситуации, он ненавидел только идиотские. Ситуация с кровососом в роли его лечащего врача, при необходимости заботливо подставляющего таз, в который можно проблеваться, стала в его жизни самой идиотской.
- Ты же не думаешь, что это что-то меняет?
- Меняет, - веско отозвался Джонатан. – На пару месяцев точно. После такого ранения придется отсидеться в кабинете, а не вычищать улицы. Как будто без тебя там плохо справляются.
- Прекрати этот фарс! – обозлился Маккаллум, не выдерживая. Безмятежное спокойствие чужого лица казалась издевкой – осознанной, целенаправленной, педантично выверенной. – Хватит уже играть в доброго доктора.
Рид неприязненно поморщился и вышел, не вступая в дискуссию.
Без его присутствия становилось чуть проще.
Под повязкой болело, тянуло, чесалось и ныло. Положения у Джеффри было всего два – лежа и полусидя. Первое предназначалось для сна, второе – для увлекательного дневного провождения. Вставать без крайней необходимости строго не рекомендовалось. Менять допустимые положения слишком часто строго не рекомендовалось.
Приглашать в палату подчиненных даже для того, чтобы просто узнать последние новости и дать указания в условиях свободно разгуливающих по больнице двух вампиров тоже строго не рекомендовалось – самим Джеффри.
Суонси, в отличие от Рида, проявлял завидное благоразумие – не лез с расспросами и указаниями, не навещал, вообще не показывался на глаза. Рид же все никак не мог успокоиться, слишком входя в роль: все заглядывал на ежевечерних осмотрах, спрашивал о самочувствии, проверял повязку. Советовал не дышать слишком глубоко. Не дергаться. Не нервничать.
- Что тебе надо?
Джонатан поднял на него глаза со слишком явственным рисунком алых сосудов.
- Что?
- Я не буду должником кровососа.
Зубы «доброго доктора» скрипнули.
- Я не прошу быть моим должником.
- Поэтому я и спрашиваю – чего ты просишь.
- Чтобы ты закрыл рот и прекратил бессмысленные сотрясания воздуха, - раздраженно ответил Рид. – Я врач, Маккаллум. У меня есть ряд обязанностей перед пациентами. Например, зашивать разодранное полумертвое тело, которое притащили на мой стол. И, раз уж оно выжило, отслеживать его состояние до выписки.
- Ты такой же врач…
- Я хороший врач.
Да, подумал Маккаллум. Я слышал. Я читал. Я знаю.
- Моя сущность не уменьшает ни моих навыков, ни моих желаний, ни моих достижений.
Джеффри неожиданно даже для себя рассмеялся. Глаза Рида сощурились.
- Никак не мог поверить, что ты новорожденный экон. Только сейчас, кажется, поверил.
Он мог бы развить мысль – что ни одному вампиру не придет в голову что-то доказывать своему потенциальному ужину свои стремления и мотивы вне зависимости от их наличия и отсутствия. Кроме, разве что, тех психопатов, что строят на этом последний диалог с жертвой, но это совсем другое. Но Джонатан отмахнулся и не стал уточнять.
Зато Джеффри, наконец, понял, что так нездорово раздражало его в докторе.
Тот вел себя, как человек.
- Я тебе не верю, - без обиняков сообщил Маккаллум. Безделье и тишина своей одноместной палаты сказывались на нем отвратно, превращая Рида из злейшего врага в злейшего врага и единственного, а оттого желанного собеседника.
- Жаль.
- Ты ведь пил кого-нибудь в темном переулке. Просто потому, что проголодался, устал, нуждался в крови для боя. Выслеживал, гипнотизировал, вел в темноту. Просто потому, что мог это сделать.
Рид смотрел на него внимательно и странно. Вопроса Джеффри ему не задал и продолжения конкретно этой темы даже не ожидал, но Джонатан вдруг сообщил:
- Я не пил никого в темном переулке просто потому, что мог это сделать.
Занятная, конечно, у него была формулировка. С такой тысячей лазеек, что даже тянула на максимально честную.
Джеффри кивнул, принимая его ответ.
- У твоих собратьев есть одна нравящаяся мне черта – никто из них не пытается казаться человеком.
- Так тебе проще их убивать?
- Так мне проще с ними взаимодействовать.
Экон пожал плечами.
- Я не пытаюсь казаться человеком. Просто пытаюсь остаться собой.
Джеффри попытался кратко выразить мысль словами, но только поморщился – кратко у него бы не вышло. Похожие чувства вызывала у него Элизабет Эшбери – добропорядочная и предельно честная («я не скажу вам, что именно я недоговариваю, но я недоговариваю»), до зубного скрежета, до бесконечных поисков подвоха без нахождения этого подвоха. Ей он тоже не доверял на подсознательном уровне, но Эшбери была старше и гораздо умнее – она вообще предпочитала избегать диалога, не маяча лишний раз перед глазами. Разумеется, от этого он не доверял ей больше – просто отчего-то хотелось поставить ее Риду в пример.
Озвучивать эту странную логическую цепочку определенно не стоило.
- Нам не обязательно быть врагами, - помолчав, сообщил Джонатан.
Маккаллум фыркнул.
- А вот это уже ближе к нечеловеческому.
Рид вежливо ждал продолжения.
- Как думаешь – без силы и власти, близких к безграничным, без способности к практически полной регенерации – ты бы назвал «не врагом» человека, который без раздумий выжжет тебе кожу и попытается выстрелить в сердце?
Джонатан расхохотался – хрипло и ошеломляюще искренне.
- Тебя, пожалуй, назвал бы.
- Почему? – подозрительно уточнил Джеффри.
- Очень уж соскучился по бесплатной честности.
Малодушная радость от попадания в Чистилище, а не в Ад, тоже начинала таять. Голос внутри – тот, что более всех прочих напоминал собственный – настойчиво кричал, что должен быть логический конец, приземление, удар, хруст, разлом, становясь все более и более убедительным, но каждое последующие мгновение вместо того, чтобы оказаться, наконец, роковым, лишь перетекало в новую неопределенность.
Так к жару и боли добавилась усталость – падать в Бездну оказалось крайне утомительным занятием.
Новый голос оказался еще более громким – и еще более узнаваемым.
- Успокойся.
Он волнами прошел от макушки до пят, и теперь Джеффри не мог даже инстинктивно пытаться опереться на воздух – летел вниз парализованным, но отнюдь не успокоившимся.
- Спи, - добавил голос так же неестественно громко и повелительно, и вместо удара и страха перед ударом пришло долгожданное забвение.
Глаза Джеффри открыл уже на этом свете и пожалел об этом тотчас же – несовершенное человеческое тело приветствовало несовершенную человеческую жизнь стремящимся наружу содержимым. Он сдержал первые рвотные позывы и глухо закашлялся, дрожа всем телом – грудь немедленно пронзило такой болью, что отчаянно захотелось заорать. Чужая рука настойчиво повернула голову набок со странной смесью осторожности и грубости. Под свисающую с постели часть лица ткнулось холодное, новый приступ рвоты прошелся по горлу наждаком. Сейчас, в сознании, боль стала действительно адской, глотку и грудь раздирало, глаза увлажнились. Джеффри малодушно испугался, что блевать будет так же бесконечно, как и падать, но небеса смилостивились, прекратив его муку значительно быстрее. Железная миска оглушительно звякнула, опустившись на пол, губы промакнули влажной тряпкой, все та же рука вернула голову в изначальное положение. Отчаянно хотелось протереть слипшиеся глаза, но руки почему-то не слушались. Пришлось просто проморгаться.
- Не шевелись, - сказал тот самый голос уже самой естественной, уставшей от длительной смены, пациентов и один черт знает чего еще интонацией. – Побереги швы.
Возмущение встало в горле гигантским комом, и вместо пламенной речи манипуляция с резким поворотом головы, железной миской и нечеловеческой болью повторилась.
- Это от наркоза. Скоро пройдет.
На сей раз Джеффри сам повернул голову, почти меланхолично наблюдая, как часть туловища в белом халате обрастает воротником, шеей и, наконец, омерзительно знакомым лицом. Лицо не выражало ровным счетом ничего, кроме безграничной усталости.
- Не вздумай переворачиваться, - наставительно сообщил Рид. – Шевелиться лишний раз тоже не следует. Постарайся поспать. Слышишь меня?
Джеффри несколько раз мелко кивнул, опасаясь нового раунда.
Вокруг все еще гомонили, шептали и кричали – только не черти, а вполне человеческого вида пациенты. Хотя вид, конечно, о настоящей природе ничего не говорил.
Пару раз заглянула медсестра с хмурым лицом, познакомив его с больничным судном. Маккаллум благодарил Бога за отдельную палату и уже практически жалел о своей чрезвычайной живучести. Перед тем, как провалиться в сон, вдруг ужаснулся ужасному озарению, тщательно прислушался к себе и пересчитал языком зубы. Зубы были широкие, не слишком и ровные и местами покалывали язык шероховатостями и сколами, но, вроде бы, никаких радикальных изменений с ними не произошло. Пить хотелось отчаянно, но уж точно не кровь. Это несколько успокоило и примирило с действительностью.
- Я тебя не съем, - сообщил Рид на третий день и быстро улыбнулся, крайне довольный сомнительным остроумием. Возможность комментировать у Джеффри уже появилась – пропало желание. Больше, чем опасные ситуации, он ненавидел только идиотские. Ситуация с кровососом в роли его лечащего врача, при необходимости заботливо подставляющего таз, в который можно проблеваться, стала в его жизни самой идиотской.
- Ты же не думаешь, что это что-то меняет?
- Меняет, - веско отозвался Джонатан. – На пару месяцев точно. После такого ранения придется отсидеться в кабинете, а не вычищать улицы. Как будто без тебя там плохо справляются.
- Прекрати этот фарс! – обозлился Маккаллум, не выдерживая. Безмятежное спокойствие чужого лица казалась издевкой – осознанной, целенаправленной, педантично выверенной. – Хватит уже играть в доброго доктора.
Рид неприязненно поморщился и вышел, не вступая в дискуссию.
Без его присутствия становилось чуть проще.
Под повязкой болело, тянуло, чесалось и ныло. Положения у Джеффри было всего два – лежа и полусидя. Первое предназначалось для сна, второе – для увлекательного дневного провождения. Вставать без крайней необходимости строго не рекомендовалось. Менять допустимые положения слишком часто строго не рекомендовалось.
Приглашать в палату подчиненных даже для того, чтобы просто узнать последние новости и дать указания в условиях свободно разгуливающих по больнице двух вампиров тоже строго не рекомендовалось – самим Джеффри.
Суонси, в отличие от Рида, проявлял завидное благоразумие – не лез с расспросами и указаниями, не навещал, вообще не показывался на глаза. Рид же все никак не мог успокоиться, слишком входя в роль: все заглядывал на ежевечерних осмотрах, спрашивал о самочувствии, проверял повязку. Советовал не дышать слишком глубоко. Не дергаться. Не нервничать.
- Что тебе надо?
Джонатан поднял на него глаза со слишком явственным рисунком алых сосудов.
- Что?
- Я не буду должником кровососа.
Зубы «доброго доктора» скрипнули.
- Я не прошу быть моим должником.
- Поэтому я и спрашиваю – чего ты просишь.
- Чтобы ты закрыл рот и прекратил бессмысленные сотрясания воздуха, - раздраженно ответил Рид. – Я врач, Маккаллум. У меня есть ряд обязанностей перед пациентами. Например, зашивать разодранное полумертвое тело, которое притащили на мой стол. И, раз уж оно выжило, отслеживать его состояние до выписки.
- Ты такой же врач…
- Я хороший врач.
Да, подумал Маккаллум. Я слышал. Я читал. Я знаю.
- Моя сущность не уменьшает ни моих навыков, ни моих желаний, ни моих достижений.
Джеффри неожиданно даже для себя рассмеялся. Глаза Рида сощурились.
- Никак не мог поверить, что ты новорожденный экон. Только сейчас, кажется, поверил.
Он мог бы развить мысль – что ни одному вампиру не придет в голову что-то доказывать своему потенциальному ужину свои стремления и мотивы вне зависимости от их наличия и отсутствия. Кроме, разве что, тех психопатов, что строят на этом последний диалог с жертвой, но это совсем другое. Но Джонатан отмахнулся и не стал уточнять.
Зато Джеффри, наконец, понял, что так нездорово раздражало его в докторе.
Тот вел себя, как человек.
- Я тебе не верю, - без обиняков сообщил Маккаллум. Безделье и тишина своей одноместной палаты сказывались на нем отвратно, превращая Рида из злейшего врага в злейшего врага и единственного, а оттого желанного собеседника.
- Жаль.
- Ты ведь пил кого-нибудь в темном переулке. Просто потому, что проголодался, устал, нуждался в крови для боя. Выслеживал, гипнотизировал, вел в темноту. Просто потому, что мог это сделать.
Рид смотрел на него внимательно и странно. Вопроса Джеффри ему не задал и продолжения конкретно этой темы даже не ожидал, но Джонатан вдруг сообщил:
- Я не пил никого в темном переулке просто потому, что мог это сделать.
Занятная, конечно, у него была формулировка. С такой тысячей лазеек, что даже тянула на максимально честную.
Джеффри кивнул, принимая его ответ.
- У твоих собратьев есть одна нравящаяся мне черта – никто из них не пытается казаться человеком.
- Так тебе проще их убивать?
- Так мне проще с ними взаимодействовать.
Экон пожал плечами.
- Я не пытаюсь казаться человеком. Просто пытаюсь остаться собой.
Джеффри попытался кратко выразить мысль словами, но только поморщился – кратко у него бы не вышло. Похожие чувства вызывала у него Элизабет Эшбери – добропорядочная и предельно честная («я не скажу вам, что именно я недоговариваю, но я недоговариваю»), до зубного скрежета, до бесконечных поисков подвоха без нахождения этого подвоха. Ей он тоже не доверял на подсознательном уровне, но Эшбери была старше и гораздо умнее – она вообще предпочитала избегать диалога, не маяча лишний раз перед глазами. Разумеется, от этого он не доверял ей больше – просто отчего-то хотелось поставить ее Риду в пример.
Озвучивать эту странную логическую цепочку определенно не стоило.
- Нам не обязательно быть врагами, - помолчав, сообщил Джонатан.
Маккаллум фыркнул.
- А вот это уже ближе к нечеловеческому.
Рид вежливо ждал продолжения.
- Как думаешь – без силы и власти, близких к безграничным, без способности к практически полной регенерации – ты бы назвал «не врагом» человека, который без раздумий выжжет тебе кожу и попытается выстрелить в сердце?
Джонатан расхохотался – хрипло и ошеломляюще искренне.
- Тебя, пожалуй, назвал бы.
- Почему? – подозрительно уточнил Джеффри.
- Очень уж соскучился по бесплатной честности.
@темы: я у мамы фикрайтер