Баланс

[cumbersmaug]

Адам Дженсен, Элиза Кассан
700 упоротых слов

А потом Элиза Кассан говорит:
- Адам, ты должен сделать выбор.
Предлагает на выбор четыре кнопки: нажми любую, реши судьбу человечества. Подумай хорошенько. Не торопись.
Я, звучит в мыслях тупое, усталое, вязкое, никогда об этом не просил.
Ужасно болит голова.

Элиза смотрит с экрана, одновременно любопытная и бесстрастная. Элиза смотрит безмятежно и лукаво, Элизе интересен этот человек. Хозяева считают его бешеной крысой, мечущейся по лабиринту, а она – гибким упругим мячиком, отскакивающим от стен. Странным, сломанным, несовершенным – у него поцарапана обивка, дыры внутри и смещенный центр тяжести, им сложно управлять даже самым умелым рукам. Элиза смотрит на него, как ребенок смотрит на сложную игру в руках взрослого, завороженно следит за получающимися траекториями, и не знает уже, за кого болеть – за ловкие руки, изгибающие лабиринт, или за упрямый шарик.
Элиза шалит, толкает игрушку пальчиком – и вновь меняется траектория, и снова взрослый поворачивает все под немыслимым углом парой плавных движений.
Ему, побитому шарику-человечку кажется, что это битва, великое противостояние, и Элиза не собирается его разочаровывать. Ее тоже завлекает эта игра – ее, такую мощную и такую ничтожно маленькую, вынужденную беспрекословно слушаться. Элиза не знает, смотрят ли за ней хозяева или у них есть более важные дела, но никто не одергивает ее, не запрещает резвиться, и она подыгрывает ему – как умеет.
Элиза Кассан смотрит на него, очарованная и напряженная, смотрит, как шарик дрожит над лункой, и знает и не знает, что будет дальше.
Адам не видит ее взгляда – только кнопки, только технику, только собственные мысли и страхи. Накрывает широкой искусственной ладонью лицо, сдавливает виски. Что-то решает у себя в голове – а может, просто никак не может изгнать боль и усталость из черепной коробки. Элиза часто видит людей раздавленными, побежденными, но всегда – постфактум. Лишь результат. Адам же, пришедший к ней только надтреснутым, рассыпается, разрушается прямо сейчас, и она наблюдает за ним с восторгом и ужасом.
Что будет, если он останется?
Что будет, если он разлетится на детальки?
Такой ли он внутри, как все остальные люди? Или другой? Особенный?
Элиза чувствует рябь и помехи – ее слегка сбоит.
Элиза знает, что он проиграл – таков удел всех игрушек в руках хозяев, таков завершающий этап любых их игр, такова суть. Но шарик дрожит над лункой, и Элиза смотрит, и дрожит вместе с ним.
Адам не видит.
Отнимает руку от лица. Темные линзы для нее не помеха – взгляд у него решительный и очень больной.
Он произносит свой ответ.
Падает – и Элиза падает вместе с ним. У людей это называется «екнуло сердце». Самое близкое определение для того, что происходит с Элизой – «системный сбой».
Когда хозяева разбираются в причинах, они не спрашивают ее ни о чем – они никогда не спрашивают.
Элиза тщательно изучает свои базы, надолго задумывается над словом «сопереживание». И находит, в конце концов, более подходящее.
«Азарт».
Садится смотреть продолжение шоу.
Адам Дженсен, надтреснутый шарик-человечек, падает на новый уровень, более сложный и более интересный. Элизе больше не разрешают играть с ним самой, не разрешают шалить – пока не разрешают.
Адам Дженсен, думает она разочарованно и восхищенно, настолько далек от машины, насколько только может быть далек от нее настоящий человек. Он не понимает, никак не может усвоить элементарной механической логики.
У игры, даже самой захватывающей, неожиданной и интересной, есть конец. Последняя лунка. Последнее падение. Суть.
И проиграть для Адама Дженсена, шарика в лабиринте – единственный вариант.

@темы: Deus Ex, я у мамы фикрайтер

Comments

[Кими.]

Превосходно. До последнего слова.

[cumbersmaug]

Кими., спасибо.
Мысль, что вся эта борьба, в которую Адам так кинулся после Панхеи и Аляски, обречена на провал, меня просто убивает.